Представим некоего человека, которого зовут Никто. «Никто» может быть смешной фамилией - например, Иван Иванович Никто. Хотя, на самом деле, Иван Иванович кто-то и где-то и как-то. И это записано в его паспорте. Получается парадокс: черным по белому написано, что он "никто" означает обратное: что он как раз «кто-то». Таковы парадоксы языка.

У Гоголя есть сюрреалистический рассказ «Нос», где нос майора Ковалева отделился от тела и подменил собой его образ. Нос стал «Ковалевым», хотя был носом, а Ковалев, всем остальным. Приобретя свой «Нос» вне себя, Ковалев «остался с носом».

Все дело в том, что современный язык (прямо) не отражает понятия. Если бы слова прямо отражали понятия, то на самом деле имя его бы говорило, что его действительно нет. Ибо «никто» не может быть «кем-то». В древних языках, имеющих семантику прямого ( а не двойного/нарицательног смысла чье-то имя или название характеризовало бы его сам объект, а не то, что стало его обозначением ( от слова «знак»). В архаичных языках, например в индейских языках Южной и Северной Америки слова не имеют двойного смысла. Поэтому «стоящая-с-кулаком» или «танцующий-с-волками» отражает смысл субъекта имени — то, что его действительно характеризует.

Смысл цепочки осмысления «от видимого — к обозначаемому» напоминает тот, что у ребенка ( ибо язык ребенка самый правдивый, когда он указывает на что-то пальцем и обозначает на своем языке = для него это звучит именно так, а не как это стандартизировано) и это совершенно справедливо, т.к. не проходит цепочку ложных смыслов.

Азбука слепых — язык Брайля. Слова имеют графику, которая читается пальцами. Иероглифически, тактильно прикосновения несут образы. И эти эти образы осмысливаются и оседают в речевом участке коры головного мозга. Точно так же как ребенок, трогая нечто колючее и жесткое - издает твердые и резкие звуки где много согласных, и напротив, мягкое и приятное — мягкие гласные звуки. Понятия возникают от ознакомления «на ощупь». От ощущения - к речевому аппарату. Утрированно: опыт формирует подлинный язык где связь между понятием и его речевым обозначением минимальна.

У Гомера в «Одиссее» есть пассаж, когда Одиссей и его спутники попадают в плен к циклопу Полифему, который собирается их умертвить и съесть. Когда он спрашивает как зовут Одиссея, тот отвечает ему « меня зовут Никто» (в древнегреческом так же, как в современном английском отрицание не нуждается в дополнительной усилительной частице ср: nothing will happen – ничего не случится) которое правильнее было бы перевести как «меня-никак-не-зовут» = я никто и меня нет. Однако Одиссею удается перехитрить циклопа: он ослепляет его с помощью палки и убегает со своими друзьями. Ослепленный циклоп в ярости его преследует и громогласно ревет. На его рев сбегаются другие циклопы. « Кто ослепил тебя, Полифем?» «Никто, Никто (не) ослепил меня!» - « Если тебя никто не ослепил, почему же ты ослеп?»