18.11
18:00

Coatlicue

светлой памяти соотечественников посвящается

ПРЕАМБУЛА

"Он был человекоубийца от начала и не устоял в истине, ибо нет в нем истины. Когда говорит он ложь, говорит свое. Ибо он лжец и отец лжи."

Евангелие от Иоанна

"Потребность во лжи, как и привычка к ней, отражает противоречия нашей жизни. Можно сказать, что газеты говорят правду скорее в виде исключения. Этим я вовсе не хочу обижать журналистов. Они не очень отличаются от других людей. Они являются их рупором."

Лев Троцкий, политический деятель

"Пусть вымрет 90% русского народа, лишь бы осталось 10% к моменту всемирной революции".

Владимир Ульянов-Ленин, политический деятель

"Выродок, нравственный идиот от рождения, Ленин явил миру как раз в самый разгар своей деятельности нечто чудовищное, потрясающее; он разорил величайшую в мире страну и убил несколько миллионов человек – и все-таки мир уже настолько сошел с ума, что среди бела дня спорят, благодетель он человечества или нет?"

Иван Бунин, русский писатель

КОАТЛИКУЭ

по неофициальным данным жертвами красного террора в России стали от 1 до 3 млн. человек

(основано на главах из книги Н.Д. Жевахова "Воспоминания. Том 2. Март 1917 – Январь 1920" )

Об авторе. Князь Николай Давидович Жевахов (1875-1946) (Джавахишвили) (1875-1946) российский государственный и религиозный деятель, брат-близнец епископа Иоасафа. Личность неоднозначная. В русскоязычной Википедии он "антисемит", "реакционер" и даже коррупционер - что оставляет вопросы о характере статьи и непредвзятости автора о нём этого ресурса. Русские ультра-националистические и монархические источники, объявляющие Жевахова чуть ли не святым, пророком русского "национального сознания" и т.п. - также кажутся необоснованно предвзяты, но уже в обратную, хвалебную сторону. Очевидно, истина где-то посередине. Правда состоит в том, что Жевахов действительно был националистом, монархистом, не скрывал своих взглядов и глубоко переживал гибель Российского государства. Мне, однако, были интересны не идеологические пристрастия автора и его политические взгляды, а фактологическая сторона его книги - хроника и бытописание + выводы об эпохе 1917-1920-х сделанные им на основании источников и затем преподнесённые читателю. И в двух последних пунктах, по моему мнению, Жевахову это вполне удалось. Вот почему выводы автора кажутся вполне обоснованными. Жевахов, при этом, объективен в критике: в своей книги он критикует и себя, и своих соратников, все российское общество и духовенство, откровенно и подчас нелицеприятно говоря о нём и его бедах - аполитичности, коррупции, потери чувства причастности к памяти предков и их духовных ценностей. Потому, при всех эпитетах и эмоциональных пассажах князя - все же трудно уличить его в пропаганде и заведомой необъективности - что, напротив, как раз отличало советскую мемуаристику, которая прежде проходила строгую цензуру. Помимо всего, воспоминания написаны хорошим литературным языком, и в которых нет перекоса в сторону излишнего желания показать себя, а не событий описанных в них …Некоторые из пассажей книги я нарочно не привел из-за излишнего натурализма (увы, такое действительно тяжело читать! ), другие части грешат тем, что теперь принято называть "неполиткорректностью" по национальному вопросу - хотя половина этого цитаты из других источников, а не самого автора. В остальном это весьма интересная, скрепленная фактами и написанная хорошим слогом хроника о трагичных временах России после прихода к власти большевиков. При этом автором очень хорошо вскрыты причины этого, начиная с деятельности Временного правительства.

Из гл. 28 «Первые шаги»

В газете "Старое Время" за 1923-1924 годы печатались превосходные статьи г. Мглинского под общим заглавием "Грехи русской интеллигенции" коими автор не только очертил общие контуры революционной стихии, но и с великим мастерством развернул отдельные ее картины. Я позволяю себе воспользоваться выдержками из этих статей, как введением к дальнейшему изложению. Г. Мглинский говорит:
"Понимая отсутствие реальной почвы под своими ногами за неимением тех слоев населения, на которые можно было бы опереться, новое правительство попало сразу в зависимость от образовавшегося еще до отречения Государя Императора "Совета рабочих и солдатских депутатов", за которыми стояла распропагандированная той же русской интеллигенцией столичная рабочая масса. Эта его зависимость сказывалась с первых же шагов его деятельности. Не сочувствуя по существу содержанию приказа № 1, разрушившего армию, и понимая всю его опасность, Временное Правительство руками своего военного министра Гучкова допустило однако осуществление этого преступного по отношению родины приказа[7].
Боясь реакции в русском народе, который, как оно хорошо понимало, едва ли примирится с захватом власти кучкой политиканов, Временное Правительство с первых же шагов своей деятельности спешно старается разрушить государственно-административный аппарат. Взмахом пера уничтожается вся административная власть в России, губернаторы заменяются земскими деятелями, градоначальники – городскими, а полиция – милицией.
Но, как известно, разрушить всегда бывает легко, а создать очень трудно, так и здесь: разрушив старый государственный аппарат, Временное Правительство не удосужилось или, вернее, просто не сумело создать что-либо на его замену. Россия была сразу предоставлена самой себе и непотизм был введен в качестве лозунга во все управление государством, и это в тот именно момент, когда сильная власть требовалась более всего.

Когда к главе Временного Правительства кн. Львову приезжали представители старой и новой администрации и требовали директив, они неизменно получали тот же отказ, который кн. Львов дал представителям печати в своем интервью 7 марта, т.е. через пять дней всего после переворота: "Это – вопрос старой психологии. Временное Правительство сместило старых губернаторов и назначать никого не будет. На местах выберут. Такие вопросы должны разрешаться не из центра, а самим населением… Мы все бесконечно счастливы, что нам удалось дожить до этого великого момента, что мы можем творить новую жизнь народа – не для народа, а вместе с народом… Будущее принадлежит народу, выявившему в эти исторические дни свой гений. Какое великое счастье жить в эти великие дни!.."

Слова эти, звучащие сейчас чистой иронией, не выдуманы, они текстуально приведены на 67 странице первого тома "Истории второй русской революции", написанной не каким-либо "зубром" или "черносотенцем'', а "самим" Павлом Милюковым, дающим далее на страницах своей истории следующую оценку деятельности главы правительства, в которое он сам вошел в качестве министра иностранных дел.

"Такое мировоззрение руководителя нашей внутренней политики, – говорит Милюков, – практически привело к систематическому бездействию его ведомства и к самоограничению центральной власти одной задачей – санкционирования плодов того, что на языке революционной демократии называлось революционным правотворчеством. Предоставленное самому себе и совершенно лишенное защиты со стороны представителей центральной власти население, по необходимости, должно было подчиниться управлению партийных организаций, которые приобрели в новых местных комитетах могучее средство влияния и пропаганды определенных идей, льстивших интересам и инстинктам масс, а потому и наиболее для них приемлемых".

Если об этом так говорит Милюков, сам принимавший ближайшее участие в свержении Царской Власти в России, то что же было в действительности! "Не лучше обстояло дело и в других ведомствах. Всюду царила полная неразбериха, ибо ни у руководителей ведомств, ни у правительства в целом не было никакого определенного систематически осуществляемого плана. Ломали все старое, ломали из призрачного страха возврата к старому, ломали, не думая о завтрашнем дне, с какой-то безумной поспешностью все то, о чем сейчас начинает сокрушаться весь русский народ…" ("Старое Время", 18/31 декабря 1923 г., № 13).

"…Всего несколько месяцев, как известно, продержалось Временное Правительство у власти – это правительство, составленное из красы и гордости русской прогрессивной общественности. Сдавая постепенно позицию за позицией социалистам, русская общественность довела страну до большевизма гораздо скорее, чем это ожидали самые заядлые пессимисты того времени. За кратковременное свое существование Временное Правительство все же успело:
Попрать всякую в стране свободу, всякое право и всякую справедливость.
Разрушить воинскую дисциплину и тем уничтожить совершенно всякую боеспособность в русской армии.

Нанести удар важнейшему устою общественной жизни – праву собственности. Словом, решительно все, ради чего прогрессивная общественность вовлекла доверившийся ей народ в революцию, все оказалось ложью и обманом.

Манили свободами и правовым порядком – привели к худшей форме крепостного права, бессудию и террору.

Манили землею – на деле отняли хлеб и довели до голодной смерти.

Обещали победу – привели к разрушению армии, неслыханному бесчестию и позорному миру.

Восхваляли народовластие, а учинили деспотию III интернационала.

Свергли Царя за то, что не хотел дать ответственное министерство и прервал сессию Государственной Думы, а сами вовсе упразднили Государственную Думу и всю власть законодательную, исполнительную и даже судебную сдали на руки безответственных людей…" (там же, № 17).

К этим словам г. Мглинского я могу сделать только одно добавление. Разрушалась Россия сознательно и ее развал явился не результатом теоретических ошибок и заблуждений идейных борцов революции, желавших взамен дурного старого создать что-то лучшее новое, как думали и продолжают даже теперь думать непрозревшие люди, а выполнением давно задуманных и гениально разработанных программ, обрекавших Россию на вымирание. Отсюда ужасные "чрезвычайки", отсюда экономическая политика, приводившая к голоду и людоедству, отсюда непомерные налоги, приводившие к восстаниям, и подавление этих восстаний вооруженной силой, отсюда массовые эпидемии, мор и болезни, уносившие миллионы жертв и прочее и прочее, как прямой результат всех начинаний новых правителей России.

Все это создавалось умышленно с единой целью – уничтожить самую возможность сопротивления и укрепить свою власть. И с помощью ужасающего террора такая возможность была действительно вырвана с корнем, тогда как "заграница" объясняла покорность вымирающего от голода и истребляемого казнями населения "натурой" русского народа и его соучастием "новому режиму".

Из гл. 30. Чека

Первой задачей советской власти было закрепление завоеванных ею позиций. Как ни одурачен был русский народ, по природе доверчивый и простодушный, однако советская власть хорошо сознавала, что гипноз не будет продолжительным и прозревший народ неминуемо ее свергнет. Вот почему наряду с невообразимой, беззастенчивой и наглой ложью, маскировавшей цели и задачи власти, называвшейся "рабоче-крестьянским" правительством, они были озабочены созданием условий, исключавших бы самую мысль о возможности какого-либо сопротивления.

С чьей же стороны им угрожала наибольшая опасность? Конечно, прежде всего со стороны армии, со стороны всех прежних представителей царской власти, наконец, со стороны образованного класса. Но к моменту захвата власти большевиками, ни армии, ни представителей прежней власти уже не было. Изданный Временным Правительством приказ № 1 не только развалил армию, но и вызвал поголовное уничтожение командного состава, что привело к массовому дезертирству и к грабежам и убийствам мирного населения озверелыми солдатами. Государственный аппарат был также разрушен, и на местах не было никакой власти. Остался только столь опасный большевикам образованный класс населения, так называемые "буржуи", и поголовное уничтожение этих людей явилось ближайшей задачей большевиков.
С этой целью и была создана "Чрезвычайная Исполнительная Комиссия по борьбе с контр-революцией, спекуляцией и саботажем", получившая название "чрезвычайки", или просто "чека". Однако, тот, кто знает еврейский язык, знает и то, что слово "чека" является не только сокращением слов "чрезвычайная комиссия", но на еврейском языке *сheka* выражает "бойню для скота"…
Так как задачи советской власти сводились не только к развалу России, но и преследовали более широкие цели, связанные с идеей всемирной революции, то Московская Чрезвычайная Комиссия имела многочисленные отделения не только в России, но и в главнейших центрах Западной Европы – Лондоне, Париже, Берлине, Вене и прочее и прочее.

Дабы не быть голословным, привожу выдержку из статьи "Две заметки из газет", помещенной в 5-м выпуске журнала "Двуглавый Орел" от 1/14 апреля 1921 г. на стр. 44.
"Печатаемая ниже заметка из газеты "Свобода" от 11 марта с.г. в комментариях не нуждается. Она – лишнее доказательство безграничной подлости большевиков и беспредельного цинизма тех европейских правительств, которые, возвещая на словах возвышенные идеи права и человеколюбия, на деле по низменным своекорыстным побуждениям протягивают руку помощи палачам и насильникам, утверждающим свою власть на истязаниях ни в чем не повинных заложников – женщин и детей, близких врагам большевического строя…
"Красная мафия." Под таким заголовком в украинском еженедельнике "Воля" помещены следующие документы.

"Весьма секретно.
1.
Интернациональным отделам В.Ч.К. и ответственным работникам особых отделов.
Для полной ликвидации бунтов и заговоров, организуемых заграничными агентами на территории Советской России к немедленному исполнению предлагается:
1) Регистрация всего белогвардейского элемента (отдельно по краям) для увеличения числа заложников из состава их родных и родственников, оставшихся в Советской России; на особом учете держать тех, кто, занимая ответственные должности в Советской России, изменил рабоче-крестьянскому делу. Эта категория должна быть уничтожена при первой возможности.
2) Устройство террористических актов над наиболее активными работниками, а также над членами военных миссий Антанты.
3) Организация боевых дружин и отделов, могущих выступить по первому указанию.
4) Немедленное влияние на разведывательные и контрразведывательные отделы и организация окраин с целью пересоздания их в свои.
5) Организация фиктивных белогвардейских организаций с целью скорейшего выяснения заграничной агентуры на нашей территории.
Председатель Всероссийской Чрезвычайной Комиссии
Дзержинский.

Из Гл. 31. Работа чека в России

В России каждый город имел несколько отделений, задача которых состояла, как я уже говорил, в уничтожении образованного класса; в деревнях и селах эта задача сводилась к истреблению духовенства, помещиков и наиболее зажиточных крестьян, а за границей, как мы видели, к шпионажу и подготовке коммунистических выступлений, устройству забастовок, подготовке выборов и к подкупу прессы, на что расходовались сотни миллионов золота, награбленного большевиками в России. "1-ю категорию" обреченных чрезвычайками на уничтожение составляли:

1) лица, занимавшие в до-большевической России хотя бы сколько-нибудь заметное служебное положение – чиновники и военные, независимо от возраста, и их вдовы;
2) семьи офицеров-добровольцев (были случаи расстрела 5-летних детей, а в Киеве разъяренные большевики гонялись даже за младенцами, прокалывая их насквозь штыками своих ружей);
3) священнослужители;
4) рабочие и крестьяне с заводов и деревень, подозреваемых в несочувствии советской власти;
5) все лица, без различия пола и возраста, имущество коих, движимое или недвижимое, оценивалось свыше 10.000 рублей.

По размерам и объему своей деятельности Московская Чрезвычайная Комиссия была не только министерством, но как бы государством в государстве. Она охватывала собой буквально всю Россию и щупальцы ее проникали в самые отдаленные уголки необъятной территории русского государства. Комиссия имела целую армию служащих, военные отряды, жандармские бригады, огромное количество батальонов пограничной стражи, стрелковых дивизий и бригад башкирской кавалерии, китайских войск и прочее и прочее, не говоря уже о специальных, привилегированных агентах, с многочисленным штатом служащих, задача которых заключалась в шпионаже и доносах.

Во главе этого ужасного учреждения к описываемому мною времени стоял человек-зверь поляк Феликс Дзержинский, имевший нескольких помощников, и между ними Белобородова, с гордостью именовавшего себя убийцей Царя. Во главе провинциальных отделений находились подобные же звери, люди отмеченные печатью сатанинской злобы, несомненно одержимые диаволом (увы, теперь этому не верят, а между тем, как много таких одержимых в наше время, но мы духовно слепы и их не замечаем!), а низший служебный персонал, как в центре, так и в провинции, состоял, главным образом, из жидов и подонков всякого рода национальностей – китайцев, венгров, латышей и эстонцев, армян, поляков, освобожденных каторжников, выпущенных из тюрем уголовных преступников, злодеев, убийц и разбойников. Это были непосредственные выполнители директив, палачи, упивавшиеся кровью своих жертв и получавшие плату по сдельно, за каждого казненного. В их интересах было казнить возможно большее количество людей, чтобы побольше заработать. Между ними видную роль играли и женщины, почти исключительно жидовки, и особенно молодые девицы, которые поражали своим цинизмом и выносливостью даже закоренелых убийц, не только русских, но даже китайцев. "Заработок" был велик: все были миллионерами.

В течение короткого промежутка времени были убиты едва ли не все представители науки, ученые, профессора, инженеры, доктора, писатели, художники, не говоря уже о сотнях тысяч всякого рода государственных чиновников, которые были уничтожены в первую очередь. Такое массовое избиение и оказалось возможным только потому, что никто не предполагал самой возможности его, все оставались на местах и не предпринимали никаких мер к спасению, не допуская, конечно, и мысли о том, что задача новой власти сводится к истреблению христиан.

Никакое воображение не способно представить себе картину этих истязаний. Людей раздевали догола, связывали кисти рук веревкой и подвешивали к перекладинам с таким расчетом, чтобы ноги едва касались земли, а затем медленно и постепенно расстреливали из пулеметов, ружей или револьверов. Пулеметчик раздроблял сначала ноги, для того чтобы они не могли поддерживать туловища, затем наводил прицел на руки и в таком виде оставлял висеть свою жертву, истекающую кровью… Насладившись мучением страдальцев, он принимался снова расстреливать ее в разных местах до тех пор, пока живой человек превращался в бесформенную кровавую массу, и только после этого добивал ее выстрелом в лоб. Тут же сидели и любовались казнями приглашенные "гости", которые пили вино, курили и играли на пианино или балалайках.

Ужаснее всего было то, что несчастных не добивали насмерть, а сваливали в фургоны и бросали в яму, где многих заживо погребали. Ямы, наспех вырытые, были неглубоки, и оттуда не только доносились стоны изувеченных, но были случаи, когда страдальцы, с помощью прохожих, выползали из этих ям, лишившись рассудка.

Часто практиковалось сдирание кожи с живых людей, для чего их бросали в кипяток, делали надрезы на шее и вокруг кисти рук и щипцами стаскивали кожу, а затем выбрасывали на мороз… Этот способ практиковался в харьковской чрезвычайке, во главе которой стояли "товарищ Эдуард" и каторжник Саенко. По изгнании большевиков из Харькова Добровольческая армия обнаружила в подвалах чрезвычайки много "перчаток". Так называлась содранная с рук вместе с ногтями кожа. Раскопки ям, куда бросались трупы убитых, обнаружили следы какой-то чудовищной операции над половыми органами, сущность которой не могли определить даже лучшие харьковские хирурги. Они высказывали предположение, что это одна из применяемых в Китае пыток, по своей болезненности превышающая все доступное человеческому воображению. На трупах бывших офицеров, кроме того, были вырезаны ножом, или выжжены огнем погоны на плечах, на лбу – советская звезда, а на груди – орденские знаки, были отрезанные носы, губы и уши… На женских трупах – отрезанные груди и сосцы и прочее. Масса раздробленных и скальпированных черепов, содранные ногти, с продетыми под ними иглами и гвоздями, выколотые глаза, отрезанные пятки и прочее и прочее. Много людей было затоплено в подвалах чрезвычаек, куда загоняли несчастных и затем открывали водопроводные краны.

В Петербурге – во главе чрезвычайки стоял латыш Петерс, переведенный затем в Москву. По вступлении своем в должность "начальника внутренней обороны", он немедленно же расстрелял свыше 1000 человек, а трупы приказал бросить в Неву, куда сбрасывались и тела расстрелянных им в Петропавловской крепости офицеров. К концу 1917 года в Петербурге оставалось еще несколько десятков тысяч офицеров, уцелевших от войны, и большая половина их была расстреляна Петерсом, а затем Урицким. Даже по советским данным, явно ложным, Урицким было расстреляно свыше 5000 офицеров.

Переведенный в Москву чекист Петерс, в числе прочих помощников имевший латышку Краузе, залил кровью буквально весь город. Нет возможности передать все, что известно об этой женщине-звере и ее садизме…. Другой чекист Мага объезжал тюрьмы и расстреливал заключенных, третий посещал с этой целью больницы… Если мои сведения кажутся неправдоподобными, а это может случиться, до того они невероятны и с точки зрения нормальных людей недопустимы, то я прошу проверить их, ознакомившись хотя бы только с иностранной прессой за годы, начиная с 1918, и просмотреть газеты "Victoire", "Times", "Le Travail", "Journal des Geneve", "Journal Debats" и другие.

Все эти сведения заимствованы или из рассказов чудом вырвавшихся из России иностранцев, или же из официальных сообщений советской власти, какая считает себя настолько прочной, что не находит даже нужным скрывать о своих злодейских замыслах в отношении русского народа, обреченного ею на истребление. В изданной Троцким (Лейбой Бронштейном) брошюре "Октябрьская революция" он даже хвастается этой силой, этим несокрушимым могуществом советской власти.
"Мы так сильны, – говорит он, – что если мы заявим завтра в декрете требование, чтобы все мужское население Петрограда явилось в такой-то день и час на Марсово поле, чтобы каждый получил 25 ударов розог, то 75% тотчас бы явилось и стало бы в хвост и только 25% более предусмотрительных подумали запастись медицинским свидетельством, освобождающим их от телесного наказания…"

В Киеве чрезвычайка находилась во власти латыша Лациса. Его помощниками были изверги Авдохин, "товарищ Вера", Роза Шварц и другие девицы. Здесь было полсотни чрезвычаек, но наиболее страшными были три, из коих одна помещалась на Екатерининской ул., № 16, другая на Институтской ул., № 40 и третья на Садовой ул., № 5. Каждая из них имела свой собственный штат служащих, точнее палачей, но между ними наибольшей жестокостью отличались упомянутые две. В одном из подвалов чрезвычайки, точно не помню какой, было устроено подобие театра, где были расставлены кресла для любителей кровавых зрелищ, а на подмостках, т.е. на эстраде, какая должна была изображать собой сцену, производились казни. После каждого удачного выстрела раздавались крики "браво", "бис" и палачам подносились бокалы шампанского. Роза Шварц лично убила несколько сот людей, предварительно втиснутых в ящик, на верхней площадке которого было проделано отверстие для головы. Но стрельба в цель являлась для этих девиц только шуточной забавой и не возбуждала уже их притупившихся нервов. Они требовали более острых ощущений, и с этой целью Роза и "товарищ Вера" выкалывали иглами глаза, или выжигали их папиросой, или же забивали под ногти тонкие гвозди.

Особенную ярость вызывали у Розы и Веры те из попавших в чрезвычайку, у кого они находили нательный крест. После невероятных глумлений над религией они срывали эти кресты и выжигали огнем изображение креста на груди или на лбу своих жертв. С приходом Добровольческой армии и изгнанием большевиков из Киева, Роза Шварц была арестована в тот момент, когда подносила букет одному из офицеров, ехавших верхом во главе своего отряда, вступавшего в город. Офицер узнал в ней свою мучительницу и арестовал ее. Таких случаев провокации было много, и доведенный до совершенства шпионаж чрезвычайно затруднял борьбу с большевиками.
* О дополнительных деяниях перечисленных большевиков можно прочесть в статье писателя Михаила Булгакова "Заметки книжного репортера".
Приказ Лациса: "Не ищите никаких доказательств какой-либо оппозиции Советам в словах или поступках обвиняемого. Первый вопрос, который нужно выяснить, это к какому классу и профессии принадлежал подсудимый и какое у него образование". Этот приказ его сотрудники-чекисты выполнили буквально.
"По откровенно и цинично горделивым признаниям того же Лациса, в 1918 году и в течение первых семи месяцев 1919 года было подавлено 344 восстания и при этом убито 3057 человек, и за тот же период было казнено, только по приговорам и постановлениям В.Ч.К. – 8389 человек. Петроградская чрезвычайка за это же время "упразднила" 1206 человек, киевская – 825, специально московская – 234 человека. В Москве за девять месяцев 1920 года было расстреляно по приговорам чрезвычайки – 131 человек. За месяц от 23 июля по 21 августа этого года московский революционный трибунал приговорил к смертной казни – 1182" ("Общее Дело", 7 ноября 1920 г., № 115). Разумеется, сведения эти, как исходящие от Лациса, неточны.

В Одессе свирепствовали знаменитые палачи Дейч и Вихман. О том, каким истязаниям подвергались несчастные в чрезвычайках Одессы можно было судить по орудиям пыток, среди которых были не только гири, молоты и ломы, коими разбивались головы, но и пинцеты, с помощью которых вытягивались жилы, и так называемые "каменные мешки", с небольшим отверстием сверху, куда страдальцев втискивали, ломая кости, и где в скорченном виде они обрекались специально на бессонницу… Здесь главными помощницами Дейча и Вихмана были "Дора", убившая, как я уже упоминал, 700 человек, и 17-летняя проститутка "Саша", расстрелявшая свыше 200 человек. Обе они подвергали свои жертвы неслыханным мучениям и буквально купались в их крови. Обе были садистками и по цинизму превосходили даже латышку Краузе, являясь подлинными исчадиями ада.

В Вологде свирепствовали палачи Кедров (Цедербаум) и латыш Эйдук, о жестокости которых создались целые легенды. Они перестреляли несметное количество людей и вырезали поголовно всю местную интеллигенцию.

В Николаеве чекист Богбендер, имевший своими помощниками двух китайцев и одного каторжника-матроса, замуровывал живых людей в каменных стенах.

В Пскове, по газетным сведениям, все пленные офицеры, в числе около 200 человек, были отданы на растерзание китайцам, которые распилили их пилами на куски.

В Полтаве неистовствовал чекист Гришка, практиковавший неслыханный по зверству способ мучений. Он предал лютой казни восемнадцать монахов, приказав посадить их на заостренный кол, вбитый в землю. Этим же способом пользовались и чекисты Ямбурга, где на кол были посажены все захваченные на Нарвском фронте пленные офицеры и солдаты. Никакое перо не способно описать мучения страдальцев, которые умирали не сразу, а спустя несколько часов, извиваясь от нестерпимой боли…

В Пятигорске чрезвычайка убила всех своих заложников, вырезав почти весь город. Несчастные заложники были уведены за город, на кладбище, с руками, связанными за спиной проволокой. Их заставили стать на колени в двух шагах от вырытой ямы и начали рубить им руки, ноги, спины, выкалывать штыками глаза, вырывать зубы, распарывали животы и прочее. Тогда же, в 1919 году, здесь были зарублены изменник и предатель Царя генерал Рузский, генерал Радко-Дмитриев, кн. Н.П. Урусов, кн. Шаховский и многие другие, в том числе, если не ошибаюсь, и бывший министр юстиции Н. Добровольский.

В Тифлисе наводил ужас чекист Панкратов, прославившийся своими зверствами даже за границей. Он убивал ежедневно около тысячи человек не только в подвалах чрезвычаек, но и открыто, на городской площади Тифлиса, где стены почти каждого дома были забрызганы кровью.

В Крыму чекисты, не ограничиваясь расстрелом пленных сестер милосердия, предварительно насиловали их, и сестры запасались ядом, чтобы избежать бесчестия. По официальным сведениям, а мы знаем, насколько советские "официальные" сведения точны, в 1920/21 годах, после эвакуации генерала Врангеля, в Феодосии было расстреляно 7500 человек, в Симферополе – 12.000, в Севастополе – 9000 и в Ялте – 5000, итого 33.500 человек. Эту цифру нужно, конечно, удвоить, ибо одних офицеров, оставшихся в Крыму, было расстреляно, как передавали газеты, свыше 12.000 человек, и задачу выполнил Бела Кун, заявивший, что Крым на три года отстал от революционного движения и его нужно одним ударом поставить в уровень со всей Россией.

Из главы 32, отрывки статьи г-на Дивеева "Жертвы долга"

Всякому, кто интересовался Советской Россией, памятно, конечно, имя Муравьева, бывшего командующего красной армией на чехо-словацкой границе в 1918 году, потом покорителя Одессы, которую должны были защищать греческие солдаты и, наконец, расстрелянного в Симбирске красноармейцами, заподозрившими его в измене. Я лично знал этого человека, о котором несколько месяцев трубили большевические газеты. Высокий, стройный, с красивыми чертами лица, всегда изящно одетый и с приятными манерами – когда он считал это нужным, – он с первого нашего знакомства произвел на меня впечатление типичного искателя приключений. До нашего знакомства я много слышал о его "деяниях" в Киеве и в Одессе, но всем этим слухам и рассказам я мало верил, так много в них описывалось бессмысленной жестокости. Я должен добавить, что то, что я здесь рассказываю, относится еще к началу 1918 года, т.е. ко времени, когда русский народ еще не привык к тем картинам ужаса, которые впоследствии ежедневно развертывались перед его глазами и рассказы о которых, в особенности русской интеллигенции, вначале представлялись вымышленными и невозможными. Как часто приходилось мне вначале слышать от русской интеллигенции, что взводимые на большевиков обвинения, "само собой понятно", сильно преувеличены, причем подчеркивалось, что под наименованием "большевиков" интеллигенция отождествляла как коммунистов, так и всех, состоявших на советской службе. Я молча улыбался. А немного спустя приходил ко мне тот же "интеллигент", не доверявший рассказам о большевической преступности, и утверждал, что все большевики – скоты, так как, состоя на большевической службе, он ежедневно является свидетелем сцен, доказывающих, какие они чудовища. Я не возражал и молча улыбался.

Но возвращаюсь к Муравьеву. Как-то после продолжительной беседы с ним я отправился к его адъютанту, и тут я увидел картину, которая поднесь запечатлелась в моей памяти. В отделении I класса, на запасном пути Курского вокзала в Москве, сидел молодой человек лет 20, в широких рейтузах и тесно обтянутой тужурке, который сразу предложил мне курить и с ним позавтракать.

Мы пили чай. Все пальцы адъютанта были унизаны драгоценными бриллиантовыми кольцами, из верхнего кармана тужурки свешивалась дорогая, тяжелая золотая цепочка, и из кармана рейтуз выглядывало запиханное туда настоящее жемчужное ожерелье. Когда я заинтересовался этим и спросил адъютанта, откуда у него все эти вещи, он совершенно серьезно объяснил, что все эти драгоценности привезены им из Киева, где "буржуазия и ее магазины были подробно осмотрены". "Что вы понимаете под словом осмотр?" – спросил я. "Разумеется грабеж," – ответил он совершенно спокойно и при этом подвинул мне под нос шкатулку, наполненную золотыми вещицами и драгоценными камнями. "Видите ли, жалованья мы не получаем, т.е. не получаем его пока, так как штаты еще разрабатываются и законопроект еще не готов; вот, товарищ Муравьев и сказал: товарищи, забирайте все, что можете, к черту наше жалованье, бриллианты и золото лучше бумажных денег. Вот мы так и действовали". И действительно, муравьевские красноармейцы поступали по этому рецепту везде, куда они приходили.

В каждом занятом ими городе взламывались запертые лавки и квартиры, жителей выгоняли, обыскивали, отнимали оружие и драгоценности и по явственному усмотрению, если кто не понравится, того тут же и расстреливали. В этом большевическом скопище царила полнейшая безнаказанность всех преступлений и, как я неоднократно мог наблюдать лично, у солдат муравьевской армии все карманы были набиты золотом и все пальцы унизаны кольцами и драгоценными камнями. Так как я слушал адъютанта без возражений, то он, становясь все откровеннее, наконец предложил мне поступить на службу к Муравьеву. "Не пройдет двух-трех месяцев, товарищ, – сказал он, – как у вас накопится от 10 до 15 фунтов золота… Это дело чистое". Я поблагодарил за такое предложение, но от такого "чистого" дела отказался…
У Муравьева встретился я, между прочим, с лейтенантом Раскольниковым, тогдашним народным комиссаром по морской части, молодым человеком лет 25, довольно сумасбродным, но необыкновенно нахальным и чрезвычайно элегантным. Этот зеленый юноша долгое время управлял у большевиков морским ведомством, но ни в чем не проявил своей деятельности, так как в то время у России уже не было военного флота. Впрочем, Раскольников расстрелял несколько десятков матросов. Он отправлял на тот свет всякого, кто ему не нравился. Со времени утверждения владычества большевиков такой образ действий стал обычным в Советской России. Каждый занятый красноармейцами город отдавался на два-три дня на расправу "победителям". Красноармейцы являлись господами города, грабили все, что хотели, расстреливали всех, кто по их усмотрению представлялся достойным расстрела, мучили и насиловали женщин и заставляли их голыми бегать по улицам. В паническом ужасе терроризованные жители пытались укрываться в прилегающих лесах, оставляя свои дома на разграбление красноармейцев.

…Припоминается мне, как в качестве врача при красноармейском отряде мне довелось быть очевидцем ужасающего зрелища. Мужики волочили за платье старую помещицу по всему дому и с криками и хихиканьем толкали и били бедную старуху. Остановить бесстыдное поведение озверелой толпы не было никакой возможности. Всякого, кто произнес бы хоть одно слово осуждения этому неистовству, растерзали бы тут же на месте. Старая помещица была хромая и, как потом свидетельствовали сами крестьяне, была в высшей степени благородной и сострадательной женщиной. Во время войны она потеряла двух сыновей, которые в свое время пользовались любовью местного населения. Теперь же озверелая толпа избивала палками несчастную хромую женщину, колола ее навозными вилами и, наконец, сбросила бездыханное тело с балкона в сад, и тут же продолжалась бесстыдная потеха, пока, наконец, эти скоты увидали, что их жертва уже не дышит. После этого тело бросили в навозную яму и начался грабеж помещичьего дома, на что из трусости не решались на глазах хромой женщины! Тотчас же зарезали несколько коров, гусям, уткам и курицам свернули головы и несколько породистых лошадей в бессмысленном порыве к уничтожению просто застрелили. По окончании своей работы чернь разошлась по домам, и уже на следующий день слышно было на деревне, как мужики между собой говорили, что по-настоящему "напрасно" было убивать. Имение, о котором идет речь, было расположено в Орловской губернии и описываемое происшествие относится к 1919 году. Несколько недель спустя эта деревня была занята деникинскими войсками. Тотчас же мужики произвольно наметили из своей среды трех односельчан, которые и были выданы ими "белым" как убийцы помещицы, хотя, несомненно, в убийстве и грабеже участвовала вся деревня, вынесшая такой необычный приговор, и после убийства мужики заставляли своих детей плевать в лицо убитой помещицы…

Подобные происшествия показывают, как проникла в душу народную зараза садизма. Толпа всегда остается толпой и бессовестным демагогам нетрудно доводить эту толпу до самых диких проявлений безумной жажды истребления и утонченного садизма. Нравственный уровень толпы всегда бесконечно ниже нравственного уровня составляющих ее отдельных личностей, и поэтому толпа всегда является средой, наиболее подходящей для того, чтобы претворить в действия наносные внушения. Большевики блестяще сумели разнуздать все тлетворные и преступные начала, дремавшие в душе русского народа.
До сих пор имеются наивные люди, которые полагают, что расстрелы и казни прекратились в Советской России уже потому, что мол, все "контрреволюционеры" уже давно расстреляны. Такое воззрение коренным образом ошибочно: несмотря на двукратно объявленную отмену смертной казни, умерщвление непрерывно продолжается. Перемена заключается только в том, что теперь советское правительство не допускает более всенародных казней.

Из гл. 33, ГПУ

"Пусть вымрет 90% русского народа, лишь бы осталось 10% к моменту всемирной революции", – эти слова Ленина являлись основной задачей советской власти в каких бы формах она ни проявлялась, под какими бы видами она ни скрывалась. Эта же задача еще более откровенно была подчеркнута Центральным Комитетом, где один из ораторов формулировал ее в таких выражениях: "Смерть буржуям мы должны осуществить на деле. Мы должны убивать не только некоторых представителей буржуазии, но должны раздавить весь буржуазный класс целиком во всей его массе."

Советская "Правда" от 18 октября 1918 года восклицает: "Лозунг "вся власть Советам" должен быть заменен другим: "вся власть Чека". В той же газете от 17 декабря 1922 года Дзержинский пишет: "Чека была верным часовым революции. Ее бдительное око было повсюду. Явилась необходимость изменить нашу чрезвычайную организацию и было создано Г.П.У. Был сохранен тот же механизм, но только усовершенствованный…"

"Чека, – говорилось на IX съезде Советов 24 декабря 1921 года, это основа большевической власти, и если мы вышли победителями в борьбе с белыми армиями, то исключительно потому, что чека сделала невозможным восстание внутри."

"Если мы уничтожим чека, то власть советов сама подрубит сук, на котором она сидит", – говорилось на том же съезде.

Как это вяжется с "народными" ликованиями, приветствовавшими революцию, создавшую "по воле народа" столь долгожданное "рабоче-крестьянское правительство"! Само собой разумеется, что переименованная в ГПУ чека сохранила все прежние функции, весь личный состав своего управления и изменила только вывеску.

"Меч, которым вооружили Чека, оказался в надежных руках, но буквы ГПУ настолько же страшны для наших врагов, как и буквы Ч.К.," – сказал Зиновьев (Апфельбаум), и он сказал правду, ибо ужасающий террор ни на минуту не прекращался и господствует в России теперь так же, как и в 1917 году, цинично откровенно, с той только разницей, что о нем не трубят в газетах. Но казни совершаются не только в ГПУ, в их подвалах, но и открыто, не только ночью, но и днем, а случаи бесследно исчезающих людей еще более участились, и судьба их остается никому неизвестной.

Из гл. 34 Голод и его причины

Ссылки большевиков на неурожаи столь же бессовестны, как и все прочее, исходящее от советской власти. Голод был вызван умышленно и это видно из того, что население вымирало от голода в наиболее цветущих и плодороднейших губерниях, и тем сильнее, чем выше были урожаи. И это потому, что чем выше были урожаи, тем сильнее советская власть грабила население, лишая его даже семян на осеменение полей.
Вызван был голод следующими причинами:
1) истреблением помещиков и уничтожением крупного землевладения;
2) социализацией земли и непомерными налогами, что сразу же сократило посевную площадь более чем наполовину;
3) открытым грабежом хлеба путем насильственного захвата его для нужд красной армии, что вызвало повсеместно массовые восстания, подавляемые самыми беспощадными мерами и сплошным избиением беззащитного и голодного населения;
4) вывозом хлеба за границу в количестве, обрекавшем население на голодную смерть.

В числе способов, применявшихся советской властью для истребления русского народа, голод играл, таким образом, ту же роль, что и чека и карательные отряды, тюрьмы и больницы, где под разными видами производилось все то же избиение населения. В дальнейшем я остановлюсь на каждой из указанных мною причин голода подробнее, пока же хочу обратить внимание на ту исключительно огромную государственную роль, какую в земледельческой России играло крупное землевладение и какую даже русское царское правительство, состоявшее большей частью из чиновников, не учитывало в должной мере. Странно, что даже в дореволюционной России сословие помещиков, этой единственной опоры государственности на местах, было гонимо и постепенно обрекалось на вымирание под влиянием модных теорий о предпочтительности общинного землевладения и тенденций к развитию мелкого землевладения. Сотни тысяч десятин земли переходили ежегодно в крестьянские руки параллельно с разорением помещиков и уходом их в города, где они превращались в чиновников, ослабляя земледельческую мощь России. Между тем снабжение городов и экспорт производился не крестьянами, владевшими в общей сложности тремя четвертями всей земельной площади России, а помещиками, владевшими только одной четвертью. Не только благосостояние России, но и всей Европы находилось в зависимости от культурного состояния помещичьих хозяйств, и с уничтожением последних голод являлся неизбежным. Для восстановления России и экономического равновесия Европы нужно не закрепление за крестьянами захваченных ими помещичьих земель, не узаконение грабежа, а восстановление крупного землевладения. Таковое немыслимо без широкой государственной помощи земледелию, без образования земледельческих союзов и обществ, без мелиорации, словом без культурного элемента в деревне, способного войти в связь с Америкой и Западной Европой и пользоваться их кредитами.

В связи с наступившим голодом, население в наиболее неблагополучных Приволжских губерниях целыми толпами подымается и движется в менее голодные области. Для воспрепятствования продвижению голодающих высылаются советские отряды, но зачастую они отказываются от выполнения возлагаемой на них задачи… По сведениям московской "Правды" за № 137, – голодающих насчитывают до 25 миллионов… Безнадежное состояние железнодорожного и гужевого путей в России очень затрудняют задачу борьбы с голодом…" (Еженедельник Высшего Монархического Совета, № 1, 14 августа 1921 г.)

"Самарский Исполком обратился к крестьянам с воззванием. Указав, что голод является последствием присущих краю периодических засух, воззвание дает целый ряд советов крестьянам. Интересно отметить

§ 3: "Приостановить переселение коренных жителей куда глаза глядят, надо на месте пережить трудное время"
§ 4: "Приостановить поездки отдельных лиц за продовольствием. Тысячами едут, везут свое имущество на продажу, мытарствуют и распродают свое имущество за бесценок, запружают железные дороги". § 5: "Помочь власти уничтожить бандитов, коими с марта месяца разграблено до миллиона пудов хлеба…" (Там же, № 2, от 21 авг. 1921 г.)

"Lokal Anzeiger" печатает выдержки из письма немца, поволжского колониста, рисующие картину страшного голода. "Мы съели последних своих собак, кошек и крыс. Мы питаемся падалью убитой в прошлом году скотины. В нашей деревне ежедневно умирает 5-6 человек. Если вы нам не поможете, мы все перемрем…" (Там же, № 3, от 28 августа 1921 г.)

"В районе Старого Оскола произошло кровавое побоище между местными крестьянами и крестьянами, прибывшими из голодных губерний…" (Там же, № 5, от 11 сентября 1923 г.)

"Волна голодных крестьян уже докатилась до Москвы… вид у людей ужасный: впалые щеки, темный цвет лица, ввалившиеся глаза и страшная худоба тела. Особенно ужасен вид детей: это живые мертвецы… по всем дорогам видны группы (семейства) еле плетущихся, каких-то полуживых людей. Одежда – лохмотья… В Советской России организуются специальные отряды для вооруженной борьбы с толпами голодных, двигающихся на Москву. Отряды эти достигают 50 000 человек." (Там же.)

"Письма из России говорят о все растущем голоде в Поволжье. На улице часто целыми днями лежат распухшие трупы умерших от голода людей, в лучшем случае, они к вечеру убираются. Очевидец описывает душераздирающую сцену, происходящую на одном из волжских пароходов: сумасшедшая мать, утопив трех своих детей, металась по пароходу, проклиная большевиков и угрожая им кулаками, пока не была арестована местной "чека''. Там же, № 7, от 25 сентября 1923 г.)

"Советские издания изредка сообщают о смертных случаях от голода. В Бугуруслане Самарской губ. "на почве голода" заболело 613 человек, из коих умерло 355 человек; в селе Старицком Красноармейского уезда Царицинской губ. умерло 31 человек." (Петроградская Правда от 24 сентября.)

"В Балашове 4500 маленьких детей умирает в три недели… У киргизов 2 миллиона голодающих. Матери, доведенные голодом до отчаяния убивают своих детей, пожирая их трупы…"

"Опозоривший свое имя дружбой с советской властью Фритьоф Нансен, сведения которого уж никак не могут быть преувеличенными, сообщает в своем докладе, что "голод захватил 19 000 000 человек, из которых 15 миллионов приговорены к голодной смерти. В Самарской губ. были арестованы две женщины, которые убили старых бродяг и съели их мясо. В Пугачевском уезде дошли до того, что жарили трупы, вырытые с кладбища. В одной деревне мать раздала своим трем дочерям труп своей старшей дочери, умершей от голода. В Минске были случаи, что матери убивали собственных детей, чтобы избавить их от мук голода. В Новороссийске одна мать утопила своих детей. В Башкирской республике едят конский помет. В Симбирске крестьяне собирают болотные водоросли и едят их, перемешивая с навозом."

"Из Гельсингфорса сообщают об анархии, царящей в Поволжском районе. Советская власть не торопится с эвакуацией голодных. Толпы голодных продолжают бродить из одной местности в другую, объединяясь иногда в более значительные группы. Комиссар по эвакуации Сафронов ловко устроил вблизи Симбирска столкновение двух таких групп, в результате чего было много убитых и раненых. Под конец появились красноармейцы и нагайками разогнали обессиленных и голодных людей."

"В Петрограде отмечают наплыв беженцев из голодных губерний. Вот что по этому поводу говорится в том же письме: "Теперь в наш дом нагнали массу беженцев из голодных губерний. Что это за ужас. Это скелеты, обтянутые кожей – до того они истощены и грязны. Карета и автомобиль скорой помощи приезжают к нам по пяти и больше раз в день, увозя больных и мертвых. Они мрут от дизентерии, холеры, а чаще от того, что набрасываются на хлеб и с голодухи объедаются. Паразитов снимают с себя чуть не горстями, тут же, среди двора, снимая рубахи. Мы все боимся зимой сыпняка. Ужаснее всего, что в нашем доме их долго не оставляют, а распределяют куда-то, а к нам прибывают все новые и новые партии с новой грязью и новыми тучами паразитов…" (Там же, № 11, от 23 октября 1921 г.)

"B Праге получены известия из Советской России о колоссальном росте преступности на почве голода. За последние два месяца было арестовано и предано революционному трибуналу 25 000 человек, из которых 22% совершили преступления в погоне за продовольствием, прочие судились за пропаганду, участие в восстаниях и прочие политические преступления." (Там же, № 12, от 30 октября 1921 г.)

"Население Сибири отказывается принять к себе голодающих из средней полосы России и Поволжья. В Челябинске сосредоточено до 50 000 голодающих детей…"
"По словам капитана шведского парохода, прибывшего из Петрограда, в городе находится 100 000 беженцев из голодных местностей." (Там же, № 13 от 6 ноября 1921 г.)

"Владивостокские газеты сообщают, что на Амуре обозначился голод. Богатейший и хлебороднейший край стоит перед призраком подлинного голода. По большевическим подсчетам, краю до нового урожая не хватит слишком 1 850 000 пудов хлеба." (Там же, № 16, от 14 ноября 1921 г.)

"Советское РОСТА сообщает, что в Пермской губ., еще в прошлом году давшей миллионы пудов хлеба, теперь голодает свыше 150 000 человек. В Николаевской губ. голодает более 55 000 детей." (Там же, № 17, от 21 ноября 1921 года.)
"Бежавшие из Поволжья рассказывают, что в голодных местностях власти принуждены охранять кладбища, чтобы прекратить раскапывание свежих могил, производимое голодающими в поисках пропитания…"

Большевики пытались образовать государственную охоту, разыскивают борзых собак, сам Бронштейн выезжал на охоту (о, умилительное зрелище!), крестьяне соседних деревень были согнаны как загонщики, но все это не помогает.
Настроение крестьян нервное и в то же время приниженное, они поняли многие свои заблуждения, но поздно и тяжко искупают все содеянное ими."
"Крым постигнул сильный неурожай. Согласно большевицким подсчетам на полуострове голодает около 300 000 взрослых и 130 000 детей. Фунт хлеба в Алупке стоит 160 000 рублей. На улицах Севастополя, Симферополя и Евпатории валяются трупы брошенных матерями детей." (Там же, № 31, от 27 февраля 1922 г.)

"Приехавший недавно из Петрограда доктор Б. рассказывает следующий эпизод. Однажды хозяйка квартиры, в которой он жил, заявила ему, что она не сможет его накормить и вместо ответа на его вопрос, отчего он в этот день должен остаться без обеда, повела его на кухню и показала на столе часть человеческой ноги. Возмущенный доктор взял с собой этот кусок "мяса" и пошел в лавку, из которой оно было получено. В лавке он получил ответ, что в этот день мясо получено из чрезвычайки (чека) и все того же сорта. В комиссариате, куда он отправился, доктору выражали сочувствие, возмущались, но сказали, что ничего сделать не могут. Б. не успокоился и пошел в чрезвычайку, там его заявление было тоже встречено "сочувственно", но отговаривались тем, что ничего сделать не могут. Когда же доктор заявил, что пойдет в исполком и опубликует об этом в газетах, чекисты, выслушав его речь, тоже "сочувственно" сказали ему: в исполком вы, конечно, пойдите и вообще ваши заявления можете делать где хотите, но в газетах об этом печатать не советуем. Имейте в виду, что через два дня после появления вашей заметки в печати, ваша нога будет лежать на том же прилавке…" (Там же, № 34, от 20 марта 1922 г.)

"По полученным сведениям, голод медленно, но верно распространяется по России. Как нами уже cообщалось, Украина уже им охвачена. По только что полученным сообщениям, угроза голода докатилась до Омска. Недовольство на почве голода растет, вспыхивают повсеместно восстания… Обыватель задавлен налогами. В Туле за ведро воды, почерпнутое из общественного колодца, платят городу 1000 рублей. Цены на освещение колоссальные, за три лампочки в месяц платят 750 000 рублей. И так во всем. На Волге людоедство принимает повальные размеры, власти этого более не скрывают. Организованы даже специальные отряды для закапывания трупов и охраны кладбищ." (Там же, № 37, от 17 апреля 1922 г.)

"Ввиду крайнего интереса приводим ниже сообщение проф. Меридит Аткинсон, ездившего вместе с сэром В.Робертсон в Россию, как представитель Австралийского Комитета помощи детям. Профессор посетил многие деревни и говорит, что положение в голодающих районах настолько ужасно, что оценка его не может быть преувеличена. Расследование положения в деревнях привело профессора к убеждению, что главной причиной голода является реквизиция хлеба в деревнях, произведенная советами в 1920 году, результатом чего явился преднамеренный недосев крестьянами своей земли в 1921 году, который в соединении с сильной засухой прошлого лета и дал ужасный голод, ныне переживаемый Россией. "Я убедился, – говорит профессор, – что сведения о том, что нашествие армий Деникина, Колчака и Врангеля опустошили крестьянские посевы – неверны." …Далее профессор говорит, что он никогда не решится назвать деревни, в которых ему удалось собрать эти сведения, из страха, что его собеседники могут там подвергнуться преследованию, "одному Богу известно, что бы могли сделать с этими невинными, вероятнее всего, их убьют, – и добавил, – ведь люди убиваются там за кражу пищи". Оценивая работу властей по делу помощи голодающим, проф. Аткинсон считает необходимым отметить, что в связи с полной разрухой "среди администрации царит страшное бездействие и незнание, кажущиеся ужасающими перед лицом всех ужасов момента". Обрисовывая царящую в России разруху, профессор говорит: "Мне лично приходилось пять раз ездить на станцию, чтобы поймать поезд из Москвы в Саратов, только для того, чтобы убедиться, что никакого поезда нет".

"Совершенно нельзя быть уверенным в том, что самые простые вещи будут сделаны, ввиду отсутствия связи между различными государственными учреждениями и неисправимой привычки давать обещания, которые исполнены быть не могут". Под конец проф. Аткинсон дает картины ужасов голода: "Я видел горы трупов на подоконниках ж.д. станций, на дорогах от одной деревни к другой валяются трупы умерших в пути". "Я видел неопровержимые доказательства людоедства. Трупы, брошенные в снег и не погребенные, ночью украдывались для пищи. Отцы и дети убивали друг друга. Один человек убил свою жену и замариновал ее в бочке. Я могу ручаться за правильность этих фактов." (Там же, № 38, от 24 апреля 1922 г.)

Бывший верховный комиссар по голоду в Индии Робертсон, посетивший районы Волги в 1922 году, пишет: "Страна была совершенно опустошена реквизициями, хлеб исчез окончательно. В одной деревне возле Саратова из 400 лошадей осталось всего 22 и из 300 коров – только 40. Три причины привели к голоду: отсутствие хлебных запасов, разрушение торговли, плохое состояние железных дорог, три причины, ложащиеся всецело на ответственность диктаторов".
Многие проживающие за границей русские и поголовно все иностранцы не имеют никакого представления о тех ужасах, которые творятся в России. Печатаем ниже письмо, приподнимающее хоть отчасти завесу над той трагедией, которую переживает русский народ, стиснутый в цепких лапах социалистов. Письмо помечено 18-V, отправлено из Москвы.

"В "Кубанце" среди многих писем с родины находим письмо станичника, которое приводим в выдержках с сохранением орфографии:

"…хотя у нас и урожай хороший, но мы им не особенно радуемся. А голодной смерти нам не миновать, и нам вас, дорогой братец, наверно уже не ожидать, если только этот святой хлеб от наших рук уйдет. А нам уже все видать по налогу, что у нас оплатить больше нечем будет, то наверняка платить придется собственной душой в гнилых тюрьмах а также в глубоких ямах. На что это так у нас есть, когда сейчас у нас берут за прошлогодние налоги последнюю калеку, а также коровку или овечку ведут на базарную площадь и там же продают с аукционного торга. Это факт. А она бедная казачка стоит слезы втирает рукавом или стоит казак старик, тоже втирает слезы украдкой оборванной шапкой. Это тоже факт. Затем, мой дорогой, в прошлом году был налог только по 11 пудов, а у 1923 году постановили по 25 пудов и 10 фунтов с десятины, засеяна у тебя вся земля или нет, это им безразлично, уплачивать надо за всю, то мы это уже знаем, что нам придется помирать с голоду…Я вас, мой братец, прошу, скажите вы мне, умирать мне или еще обождать лучшей жизни… Я бы желал умереть хоть в казачьей черкеске, а придется умереть в порватой рубашке или совсем голым. Отакая советская свобода…Мы уже и веру христианскую продали за миллионы. В церковь не пускают и родятся диты казачьи не хрищены и умирают не печатаны…" (Новое Время, 14 авг. 1923 г., №688.)

Какой наглой и бессовестной ложью являются ссылки большевиков на мужицкую косность и их леность, благодаря которым они не сумели воспользоваться отобранной у помещиков землей, или умышленно не обрабатывали полученной земли из контрреволюционных побуждений, для того чтобы заставить голодать красную армию, или же скрывали свои продукты ради спекулятивных целей! Нарисованные нами картины опровергают без слов эту ложь, ибо там, где население вымирает от голода, там, очевидно, уже нечего припрятывать на завтрашний день. Да, в первые дни революции, когда она еще рисовалась крестьянам в образе грядущего рая, были случаи, когда они спекулировали не только на одном хлебе, но и на всех прочих продуктах земледелия, когда цены буквально на все росли по часам, и то, что стоило утром тысячи, продавалось вечером за миллионы… Но это время для крестьян и началось и кончилось в первый же год революции, а затем спекуляция стала монополией одних только представителей советской власти, как, впрочем, и все другие блага советского рая, каких крестьяне только попробовали с тем, чтобы лишиться и того, что имели раньше. Нельзя обвинять крестьян и в сокращении посевной площади, ибо мудрено обрабатывать землю не имея орудий и скота, мудрено иметь желание обрабатывать ее там, где земля социализирована, а продукты облагаются налогами, превышающими их стоимость. Сокращение посевной площади явилось прямым результатом большевических декретов и распоряжений, и это подтверждают нижеприводимые нами данные.

"Посевная площадь крестьянского двора до революции составляла 4,6 десятины. В 1919 году она упала по официальному сообщению до 2,5 дес., а в 1921 году, вероятно, не превышает 2 дес… Вместо прежнего потребления на душу 22 пуда в год, крестьянам оставлялось хлеба по 12 пудов на душу. Остальное отбиралось советским правительством бесплатно, что составило в среднем для 1919 и 1920 годов по 243 830 000 пудов хлеба, круп и зернового фуража." (Еженедельник Высшего Монархического Совета, 4 сентября 1921 г., № 4.)

"Властью принимаются энергичные меры по сбору продналога, укрывшие свой хлеб крестьяне расстреливаются. На этой почве не прекращаются крестьянские восстания…" (Там же, № 5, от 11 сент. 1921 г.)

"Производство сахара со 105 миллионов пудов в 1915 году уменьшилось до 5 миллионов пудов в 1920 году…" (Там же.)

"Весной текущего года в Самарской губ. Новоузенского уезда в селе Черебаево вспыхнуло быстро охватившее весь Новоузенский и часть Камышинского уездов восстание… Выведенные из терпения постоянными поборами "продовольственников", несмотря на очевидный уже голод, а главное зверствами, которыми эти поборы сопровождались, крестьяне восстали и перебили представителей советской власти…" (Там же.)

"На Волыни неспокойно, крестьяне, не выдерживая притеснений, чинимых большевиками при сборе продналога, восстают. Для усмирения вызываются карательные отряды. Особенное раздражение вызвало запрещение молоть зерно, пока вся деревня не внесет назначенного ей по разверстке продналога. Украина наводняется беженцами из Новороссии. Голодных никто не кормит, отчего развелось до невероятных размеров воровство; на этой почве возникают недоразумения между местным населением и беженцами, оканчивающиеся часто кровавыми столкновениями." (Там же, № 9.)

"На железнодорожных станциях Курской губернии гниет сложенное зерно, собранное комиссией продналога. Всего свезено и доставлено на станцию 1 380 000 пудов ржи и овса; за отсутствием вагонов, весь собранный хлеб обречен на гибель." (Там же.)

"Посевная площадь в Туркестане с 3,5 миллионов десятин 1915 года сократилась до 1,6 милл. дес. в 1920 году. Количество орошаемой земли с 2,4 мил. десятин упало до 1,1 миллиона…" (Там же, № 10, от 16 октября 1921 г.)

"На будущий год голод также неминуем, хотя 50% осенних посевов и взошли, но все же остается площадь в несколько сот тысяч десятин, на обсеменение которой не хватает зерна." (Там же, № 24, от 9 января 1922 г.)

"На втором всеукраинском съезде комиссар Фрунзе сделал доклад о повстанческом движении в Малороссии. С сентября 1921 года там насчитывалось до 50 отрядов обшей численностью до 40 000 человек. Во время борьбы с этими отрядами, по советской статистике, было убито 182 атамана, расстреляно 9, арестовано 84, добровольно сдались 169, всего 444. Рядовых повстанцев "убито 9 544, расстреляно 510, арестовано 15 305, явилось добровольно 9 539, всего 29 612." (Там же, № 40, от 8 мая 1922 г.)

"Для прокормления населения в течение 5 месяцев потребуется 50 миллионов пудов, т.е. по 10 миллионов пуд. в месяц. Исчисляя народонаселение в России в 120 миллионов[11] получаем расчет одного пуда на 12 человек в месяц, т.е. менее 4 фунтов на человека в месяц, или менее одной восьмой фунта в день… Семена для обсеменения полей или опаздывают, или приходят в слишком незначительном количестве, в большинстве же случаев запасы расхищаются на местах, вследствие чего получается постоянное и неизбежное сокращение посевной площади…" (Там же, № 41, от15 мая 1922 г.)

"Национализированные предприятия в России явили миру небывалый пример не производящей, а потребляющей промышленности. Разительным свидетельством может служить производство сахара в Киевском округе в 1920-21 годы. При общем производстве в 1 167 000 пудов сахара было затрачено на раздачу рабочим, в уплату их труда: 2 миллиарда рублей, 50 000 пуд. соли, 150 000 метров ткани, 500 пуд. табака, 7 000 стаканов и, наконец, 1 милл. 500 000 пуд. сахара. Другой пример: казенное земледельческое предприятие, дающее 4,5 милл. пуд. зерна, потребляет 9,3 милл. пуд. зерна на оплату рабочим натурой.
Покрытие такого чудовищного недохвата в национализированных предприятиях, а также удовлетворение потребностей красной армии и огромной советской бюрократии побуждают советское правительство не только расходовать остатки веками накопленных богатств и запасов России, но и облагать тяжелыми, непосильными поборами и реквизициями оставшиеся не национализированными частные хозяйства, преимущественно крестьянские, земледельческие, т.к. крестьянство составляет 80% населения. Такие постоянные поборы неминуемо привели к полному крушению крестьянского хозяйства, к стремительному понижению посевной площади и урожайности, к вымиранию скота и к окончательному падению покупной силы страны." (Там же, № 46, от 19 июня 1922 г.)

"Красное Знамя", № 135, пишет: для недоимщиков наступило время применения к ним суровых карательных мер. Ни один недоимщик не ускользнет от карающей руки. Бесполезны какие бы то ни было просьбы, ходатайства и жалобы на непосильность или на затруднительность платежа…" (Там же, № 51, от 31 июля 1922 г.)

"Беднота" (№ 1263) сообщает о циркуляре, разосланном центр. ком. Р.П.К. в связи с сбором продналога… Циркуляр возлагает на членов партии заботу о скорейшем выполнении разверстки, причем, учитывая "возможность административных мер воздействия на нежелающих платить" продналог, советует обратить внимание, как на "качественный, так и на количественный" состав исполнительных органов". От этих исполнителей требуется "способность быстро и решительно выполнять распоряжения прод. органов". Итак, этим циркуляром возобновляется прошлогодний террор, сопровождавший и тогда сбор продналога. Снова, как результат "административных мер", прольются реки крови русских людей, единственная вина которых заключается в том, что они не дают грабить своего дома"… (Там же, № 55, от 4 сентября 1922 г.)

"Кража последнего куска хлеба", – так назвал на последнем заседании съезда советов товарищ Романчук распоряжение "Внешторга" о вывозе за границу русского зерна. Несмотря на все продолжающийся голод советское правительство решило вывезти в Западную Европу до 500 миллионов пудов зерна…" (Там же, № 76, от 29 января 1923 г.)

"Из Кубани сообщают: урожай осени 1922 года был очень хорош, но все же в крае царит голод, причина тому – сбор продналога, который собирали по следующей раскладке: 75% урожая с десятины, кроме того с десятины 6 фунтов масла, 1/4 кожи, 20 штук яиц и т.д., таким образом разошлись на покрытие продналога и оставленные 25%, так как налоги верстаются вне зависимости от действительной наличности…" (Там же, № 84, от 2 апреля 1923 г)

"В Забайкалье жизнь населения становится все тяжелее. Урожай ожидается скверный. Обложение сорока семью (47) налогами окончательно надломило жизнь. В восточном Забайкалье из-за усиленного выколачивания налогов вспыхнули местные беспорядки, притом в районах, где население особенно сочувствовало коммунистам…" (Там же, № 104, от 3 сентября 1923 г.)

"Наша жизнь с каждым днем все ухудшается и в материальном и в моральном отношениях. Налоги буквально давят нас. У нас налог теперь на все: на кошку, на собаку, на курицу и даже в больших городах на могилы. Никто не знает даже за один день, какие нужно платить налоги, потому что почти каждый день вводятся новые налоги – сегодня на железную печку, завтра на зеркала, грядки, диваны и т.д.

Много налогов таких, о которых мы прямо не знаем, за что они взимаются. Вот сейчас у нас лежит повестка на 60 миллионов и неизвестно за что, а ведь кроме того ожидаем еще повестку за дом, придется платить около миллиарда, если не больше.

Жалованье же большей частью нам "прощается". Вам, вероятно, не понятен этот термин в таком приложении, но здесь он означает, что в "финотделе" (нечто вроде министерства финансов) нет денежных знаков и в таких случаях объявляется, что жалованье выдано не будет. Вот и за этот месяц тоже, вероятно, простят. Широко практикуется здесь для обирания населения еще и "аннулирование". Сущность "аннулирования" сводится к тому, что, например, все дома были национализированы, но потом был издан декрет, разрешающий выкупать дома у правительства. Публика отправила свои пожитки на толкучку и дома выкупила. Однако вскоре первый декрет был аннулирован, и все имущество снова было объявлено собственностью СССР. Вслед за этим опять объявляют декрет о выкупе, а за выкупом следует снова "аннулирование".

Там же:

«Коммунаров ненавидят; коммунар стал ругательным словом: "Ах ты коммунар, такой-сякой". Но все же в каждой деревне или селе есть 2-3 негодяя, принадлежащие к какой-либо фракции. И они-то доносчики, шпионы. Все их ненавидят, но боятся. При выборах в разные бесконечные советы или комиссарства крестьяне стали выбирать вновь людей из прежних служащих, коих преследовали всячески в 1918-20-х годах, а теперь вновь стали уважать; так уездные советы и комиссары ни за что не утвердят таких выборов. Назначают от себя своих типов, и население, скрепя сердце, подчиняется. А назначаются по большей части все люди с уголовным прошлым и самой низкой нравственности. Такие люди на все способны, на всякую идут уголовщину, начиная с убийства. И сколько погибло от них несчастных – нет числа!..
В уездных советах сидят все типы из городской голытьбы, тоже по назначению из губернского города, т.е. от всяких коммунистических учреждений, а главным образом, от чека, ныне переименованной в политическое отделение или управление. Много незасеянных полей. Советские хозяйства, или совхозы, образовавшиеся из бывших помещичьих хозяйств, закрылись, так как давали огромный убыток и пришли в полный упадок. Из совхозов образовали тресты.
Эти тресты ничего не имеют общего с трестами, как мы знали и понимали в Америке и Европе, а это сброд отдельных небольших групп коммунаров (скорее quasi-коммунаров), которые взяли в свое заведывание совхозы, а в сущности, дограбляют несчастные хозяйства наши. Во главе этих соединенных под управлением коммунаров хозяйств – люди совершенно некультурные.
Набравшись якобы экономических знаний, а в сущности – круглые невежды, они неспособны улучшить хозяйство и ограничиваются неполной, с соседними крестьянами, обработкой земли, а взятые в долг земледельческие машины, тракторы – заброшены или стоят поломанные без действия. Во главе, например, Тульского треста стоит беглый матрос с "Потемкина", побывавший на каторге, а затем был швейцаром в одном из московских кабаков. Еще года два тому назад в земельные комиссии, советы и прочее, по указанию центра, назначали в совхозы людей знающих, из бывших помещиков, агрономов и т.п., а теперь сплошное гонение на таких людей. Их заменили товарищи из коммунаров, которые главный доход извлекают из продажи строений, железных крыш, разных построек, чем доводят усадьбы до полного уничтожения, несмотря на строгие приказы из центра сохранять и улучшать хозяйственные постройки…

Население, добрые мужички недовольны: они не имеют определенного заработка, их душат огромные налоги, на все наложенные, даже на курицу и яйца; невыносимая дороговизна всего того, что необходимо для жизни: мануфактура и прочее. По высоте цен все это не соответствует тому, что выручает мужичок продажей продуктов земли. Многие поэтому бросают землю и идут в город, надеясь там на всякое благополучие; и вот таким образом увеличивается число безработных. Хорошо лишь разным милиционерам, бесчисленным комиссарам, заведующим разными отделами и коммунарам, кои, кроме крупных пайков, получают крупные взятки со всего, а более всего с самогонщиков водки. Водка в изобилии во всех деревнях, и много она ест хлеба за счет голодающих." (Новое Время, 30 сент. 1923 г., № 729.)

Отрывок из письма в «Кубанце» 10 октября 1923 г. :

« Получил твое письмо, очень тоскливое и нерадостное. Из содержания его видно, что "вы" уже выдохлись совершенно, потеряли всякую надежду и в будущем "вас" не ожидать такими, какими "вы" ушли от нас. Я просто себе не могу уяснить, что вы там делаете. Какого черта вы там сидите…Мы давно уже кричим караул… Ты, вероятно, себе не представляешь налоговых ужасов, проводимых в Совроссии. Я до осени не имел даже стола, кровати, скамеек и т.д… Словом, спали на полу, кушали из кастрюли по очереди, за неимением ложек и тарелок: обед состоял из кукурузной муки (мамалыга и лепешки из муки пополам с ячменем); и в то же время подлежал налогам… зимой уплатил "труд-гуж-налог" по 30 миллионов за душу; летом душевой – 270 миллионов рублей; в сентябре – 5 700 000 рублей подоходно-преимущественный и т.д. Крестьянство вообще облагается вовсю, и все это идет на поддержание агитации за границей и обогащение "красного дворянства"…армия (красная) состоит из призывников, которых до призыва обучают и они отбывают лагерные сборы; все командные должности и ответственные посты занимают красные дворяне из жидов. Общество нравственно пало до неузнаваемости, его нечеловеческая, скотообразная жизнь превратила в полудикое, слепо повинующееся животное, оно нравственно убито навсегда. Правда, в городе можно видеть общество разодетое, разукрашенное золотом, это жены и мамаши главных заправил государства. Бывают и вечера и балы, тоже в названном обществе. Остальное полуголое, оборванное, исхудалое, босое, униженное до неузнаваемости, запуганное, еле таскающее ноги, добывает непосильным трудом хлеб…»

"24 октября 1923 г.
…Новостей особых нету. Грабежи идут вовсю. Порядки, порядки. Живемо, яко горох при дорози. Хто ны схоче, той и не щипне. Да, живемо так, як Бог велит, чисто по граждански. У нас сейчас землю делят. Думаем ихать орать, а хочь боронить… Спряглось 6 граждан. Вот яка наша типерь работа. Перед Покровом забралысь ночни гости до нас у хату – пишлы не в дверь, а прямо в викно, – та в сундук, тай забралы мою одежу и жены моей, та типерь и живем на прочих правах…"

"4 сентября 1923 г.
…Трудно жить на свете – такой камень, что нельзя с души скинуть. Ну ничего, може он оторвеця… Такое воровство, что нельзя жить. Все воры вооружены. Нам нельзя и ложи держать во дворе… Стоят пара волов 200 миллиардов, одна коняка 20 миллиардов, 1 пуд пшеницы 130 миллионов, сапоги 7 миллиардов. Нельзя жить. Сарпинки аршин… 180 миллионов. Такая жизнь, что волосы дыбом становятся. Голые и босые… Я жалею, что не там, ну вертаться нельзя, а ждем вас… Я посылаю письма доплатни, потому в нас хоть и миллионы, но не за что торгувать. Скота нет, хлеба хватило на насинья. Так живем, тай только робым кому то…"

"16 сентября 1923 г.
…Фунт хлеба 10 миллионов, а паршивая селедка 100 миллионов, а о кожевенном товаре и мануфактуре я и писать не буду… Все голы, все босы. Один исход – приобретаем мануфактуру и кожи своими руками, свое изделие, – тем и одеваемся и обуваемся. Увы темна страна, увы бедна она, увы несчастна она, увы в слезах жалких она, увы несчастной нет покрова, забито кругом темной мглой. Припев – взойди о ясное солнце, о ясное солнце, вечерняя заря… Заря не взошла…"

В Нью-Йоркской газете "N.Y.Times" от 23 августа 1921 года приводятся сведения о количестве заграничного золота, привезенного в Америку за последнее время или ожидаемого к поступлению в местные банки. Между прочим, сообщается, что банк Кун, Лейба и К°, главой которого состоял умерший еврей Яков Шиф, субсидировавший русские революции в 1905 и 1917 годах, за время с 1 января текущего года, получил золота из-за границы на сумму 102 290 000 долларов. Несомненно, что значительная часть этого золота не может быть иного происхождения, как большевического…" (Там же, № 8.)

"Хувер опубликовал сообщение, разоблачающее мошенническую проделку большевических агентов в С. Штатах, пытавшихся под флагом помощи голодающим собирать деньги для целей коммунистической пропаганды.
В Чикаго несколько времени назад основан был т.н. "Американский Комитет Помощи Голодающим в России". Комитет рассылает письма различным учреждениям и частным лицам с просьбой жертвовать в пользу голодающих. Таким путем Комитету удалось собрать не менее 500 000 долларов.

Одно из воззваний Комитета попало в руки губернатора штата Idaho Девиса. Губернатору показалось подозрительным письмо, и он снесся с Вашингтоном. По расследовании оказалось, что "Американский Комитет" в Чикаго ни в каких отношениях с американскими организациями помощи России не состоит и что собранные им средства идут на цели пропаганды.Во главе самозванного Комитета стояли Дубровский и Гартман. Последний, как обнаружилось, поддерживал самые тесные отношения с бывшим советским послом в Америке Мартенсом." (Там же, № 29, от 13 февр. 1922 г.)

Этих и подобных сведений так много, что нет никакой возможности собрать их, ибо, повторяю, что один перечень их составил бы содержание нескольких томов. В полной мере, посему, справедлива передовая статья "Еженедельника Высшего Монархического Совета" от 6 марта 1922 года, № 32, под заглавием "Итоги революции", где, между прочим, говорится:

"…Результаты освобождения Императором Александром II крестьян от крепостной зависимости полностью уничтожены. Большевиками установлено для крестьянского населения нечто во много крат худшее, чем крепостное право, что-то граничащее с самым первобытным рабством. Благодаря невиданным насилиям и грабежам, крестьянское население, обнищавшее и лишенное лошадей, скота и семян, обречено во многих местах на лютую голодную смерть. Большевические газеты ныне уже не скрывают, что десять миллионов крестьян обречены на голодную смерть и что во многих местностях обезумевшее от лишений население утоляет муки голода трупами умерших. Россия – житница Европы при Царях – благодаря революции стала страной, вымирающей от голода. Всякая духовная жизнь в России уничтожена…"

Из главы 36. Положение детей в Советской России

“Дети – наше будущее". "При царизме тысячами гибли от голода пролетарские дети, только рабоче-крестьянское правительство пришло им на помощь". "Дети пролетариата, великие вожди революции Ленин и Троцкий сделают вас хозяевами вашей жизни".
Этими нагло лживыми лозунгами-рекламами пестрят стены всех учреждений, и ни в чем так ярко не проявляется истинная сущность бандитского правительства, как в этих широковещаниях о беспризорных детях. Возьмите официоз "Вестник Социального Воспитания", прочитайте отчеты: как прекрасно, широко разработан план и как много приведено в осуществление. Какие "достижения"! А вот что показывает неприкрашенная действительность.
Из статьи Е.Глуховцовой, напечатанной в "Русской Газете" 31 декабря 1923 г., № 8; приводим ее целиком.
"Дворец ребенка" – кричит аршинными буквами вывеска. Это первая ячейка плана социального воспитания. Прекрасное здание; светлые, чистые комнаты; масса служащих женщин – "своих", бросающихся в глаза костюмами и упитанным видом, и несколько десятков восково-желтых скелетиков, неподвижно сидящих в высоких креслицах, без улыбок, без обычного птичьего щебета. Некоторые лежат в кроватках и тихо пищат. Жуткое впечатление. Здесь воспитываются ребята от двухмесячных и могут оставаться до 3-х лет. Но трехлетних и даже годовалых нет. Это официальная фабрика "ангелов". По отчетам вымирает 85% детей; по уверениям врачей – умирают все 100%, причем большинство погибает через две-три недели. А между прочим, ассигнования на "Дворец" огромные: какао, молоко, яйца и прочие деликатесы, нам, смертным, недоступные, – выдаются в неограниченном количестве, и разговоры о пирах во "Дворце" нередко облетают город. В чем же дело? Заведует "Дворцом" супруга помощника губпрокурора *по фамилии* Лондон. У нее своя большая семья, выработались привычки к хорошей жизни и, живя сама, она дает жить и набранному ею штату, а у штата мамаши и папаши, которые не прочь выпить стакан какао и любят молочное. Открыто растаскивается по домам предназначенное младенцам; из большого штата служащих налицо – особенно по вечерам – две, три. И ребят поят прокисшим, разбавленным молоком, часто и вовсе забывают накормить и с шести часов вечера они предоставлены самим себе.

Затеяла было историю одна коммунистка, командированная партией на три недели в Харьков и оставившая девятимесячную, прекрасно упитанную дочку во "Дворце", которую она не нашла в живых вернувшись, но историю быстро потушили. Девочка, оказывается, умерла от тоски по матери. Слишком уж сильны товарищи Лондона. 2-я ячейка – "коллектор". Учреждение, куда собирают "счастливцев", добившихся права быть зачисленными кандидатами в детские дома. Вот куда следовало бы направлять знатных иностранцев, пропагандирующих строительство Совдепии. Это воплощенная картина Дантова ада. В городе, где я жила, "коллектор" помещается в психиатрической больнице, в бывшем отделении "для привилегированных". Так как классовая вражда распространяется и на психически больных "буржуев", то при первых аккордах "великого октября" последние были выгнаны и, по словам служащих, ограблены, помещение реквизировано. В большой зале с колоннами, полутемной от решеток в окнах, кишит полтораста детей обоего пола от 5 до 17 лет. Старший возраст преобладает. Необутые, в ужасающих лохмотьях, усыпанных паразитами, с обритыми головами; лица испитые, изможденные, явно порочные. Язвы и нарывы на голове, на ногах, у многих на лице. Два реквизированных рояля по углам. На одном – "беспризорный ребенок лет 16" разыгрывал в момент моего посещения какой-то ноктюрн ногами; на другом младший подбирал мотивы "интернационала" в десять рук. Кого-то душили, и он визжал, как поросенок под ножом. Часть бегала, кувыркалась, давала "подножку", образовывая малую кучу, и все вместе кричали так дружно и неистово, точно зарабатывали этим хорошие деньги. Три замученных девушки из народных учительниц – оплата здесь жалкая, а потому служат только "наши" – тщетно пытались водворить порядок, но вслед им неслась особая, многоэтажная, кощунственная брань – одно из завоеваний октября. Обедают в три очереди традиционным крупником с простым маслом. Порции маленькие; голодные дети языками вылизывают миски и в нее тут же наливается следующему. Спят вповалку на полу, кроватей немного, на грязных соломенных тюфяках под ужасающими одеялами. Изнасилование девятилетних девочек, беременность пятнадцатилетних –рядовое явление. Было несколько случаев избиения друг друга до смерти. Мелкие кражи получили право гражданственности, за них и не наказывают. Налеты на соседние чердаки, дома и огороды, от которых стонут обыватели, никого не озабочивают. Занятие не производится и производиться не может: на 150 человек три воспитательницы, но это и неважно. Важно, чтобы будилось революционное сознание и велось политическое воспитание. И оно ведется. Два раза в неделю в этот бедлам являются "прикрепленные" к нему три комсомольца и, собирая каждый свою группу, знакомят с биографией вождей, с ужасами режима "кровавого Николая", выясняют прелести и свободы настоящего. Главное внимание направляется на разжигание классовой вражды. Мне пришлось слышать слова комсомольца, обращенные к детям: "Красть стыдно у своего брата, у пролетария; красть у буржуя совсем не стыдно, потому что все что у него есть, он награбил у народа, и, беря у буржуя силой, – ты берешь свое и можешь ему сказать: взял у народа и отдай народу, не отдаешь добровольно – я беру сам". А на стене висит огромный, многоцветный лозунг с аршинными буквами: "Только рабоче-крестьянское правительство несет свет и счастье детям пролетариата".

Во главе комиссариата народного просвещения стоит, как известно, Луначарский (Мандельштам), который говорил (цитируем по "Речи Обера", стр. 70-72), что "учебные заведения у нас для совместного обучения, с новым порядком школьной дисциплины. Мы хотим, чтобы дети воспитывались в атмосфере любви". Это тот самый Луначарский, который в другом месте и другим людям говорил: "Мы ненавидим христиан. Даже лучшие из них должны быть признаны нашими врагами. Они проповедуют любовь к ближнему и сострадание, то, что противоречит нашим принципам. Христианская любовь преграждает развитие революции. Долой любовь к ближнему! То, что нам нужно – это ненависть. Мы должны уметь ненавидеть; только тогда мы можем победить вселенную". (Там же, стр. 89.)

И в руках этого негодяя судьба миллионов русских детей, погубленных им не только физически, но и морально. Вот данные, приведенные г. Обером в его речи: "В течение первого семестра (1923 г.) было зарегистрировано 29 317 преступлений, совершенных малолетними сиротами менее 17 лет". А разврат? Один из свидетелей г. Карню заявил здесь на суде, что он знает от одной, заслуживающей полного доверия дамы, что курсанты были впущены в спальные комнаты молодых девушек. В Петрограде комиссия установила, что 90% девочек моложе 16 лет были лишены невинности. Другой рапорт комиссии по венерическим болезням сообщает, что из 5300 молоденьких девочек, осмотренных комиссией, 4100, т.е. 88%, были проститутками. В докладе, составленном педагогами, можно видеть такой возглас отчаяния: "Мы бессильны бороться с явлением небывалым в России, с громадным ростом преступности и проституции среди детей". Большевики заявили, что берут на свое попечение всех русских детей. И нигде нет столько заброшенных детей, как в России. В Волжских областях, согласно "Известиям" от 5 декабря 1922 года, – 2 миллиона. На Украине, по рапорту большевических комиссаров, – 1 656 000. В Петрограде – тысячи бродячих детей. "Эти дети, – говорит "Таймс" от 23-28 августа 1923 г., – напоминают уличных собак в Константинополе. Они мрут от голода и болезней, но число их не уменьшается, в силу все новых и новых пополнений…"
"Перейдем теперь к большевическим приютам, – продолжает Обер. – Мне достаточно будет прочесть вам один доклад, представленный в комиссариат народного просвещения. Женщина, написавшая этот доклад, была посажена в тюрьму. Луначарский, филантроп новой формации, признал ее контрреволюционеркой. Вот этот доклад: "Число сирот и бесприютных детей растет с страшной быстротой. Дети нищенствуют, толкаемые голодом и холодом занимаются воровством, их часто можно видеть пьяными. Целыми толпами беспризорные дети направляются на юг. Вдоль железных дорог можно видеть толпы детей, прячущихся в помещениях, которые они сами себе устроили. Ребенок сделался дик и всеми средствами ищет, куда бы ему скрыться. В убежищах для бесприютных детей на одной постели помещается от 6-8, остальные спят на полу, они едят из старых консервных банок, у многих отморожены руки и ноги, их тело покрыто лишаями и ранами, их съедают вши, дети издают какие-то крики от страдания и страха." В Саратовской губернии власти открыто заявили, что лучше перестрелять всех тех, которые находятся в приютах, чем оставить их жить при таких условиях." (стр. 70-72)."

Заключение

Главы из книги Жевахова — одно из многих письменных свидетельств деятельности большевиков в 1917-1920 гг. Подобных свидетельств сотни и было бы гораздо больше, если бы письменные источники не уничтожались как и их авторы. На основании таких свидетельств можно определенно сказать, что вопреки историографии, художественным книгам и пропагандистским фильмам в СССР, утверждавшим победоносное шествие советской власти - происходило прямо противоположное: советская власть находилась к началам 20-х на грани краха и была близка к агонии. И виноваты были уже не контрреволюционеры и интервенты. Последствия войны, бессмысленная кровавая бойн, уничтожившая лучшие кадры и умы России по «классовому принципу» за которым просматривалось личное обогащение, оголтелая борьба с религией — основой русской культуры - породили катастрофические проблемы. Помимо экономических проблем, людских потерь, соц. кризиса в обществе, большевиков раздирала внутрипартийная борьба группировок за лидерство парализующая принятие необходимых и решительных действий. Нужна была личность, готовая взять на себя ответственность и принять самые жесткие меры. Для этого нужно было перестать играть в народовластие, установить диктатуру, физически устранить конкурентов, навести порядок с саботажем, коррупцией и ощущением конца в обществе. Установить невиданный доселе репрессивный аппарат и новый культ для того чтобы мобилизовать массы. Такой личностью стал Иосиф Сталин. По иронии судьбы, суть методов его управления как раз был то, против чего так яростно прежде боролись и что так ненавидели два его сподвижника — Ленин и Троцкий, и именно ради чего ими в России были предприняты все усилия чтобы вызвать события которых доселе не было по трагичности в мировой истории — ибо новые методы по форме стали тем же «самодержавием». Но уже не русским, а советским. Другого цвета. Другой религии и культа. С другими ценностями. И с другими людьми.


Комментарии:

18.11.2012 в 21:18
Чудная x0 @ Johann
Засыплет снег дороги,
Завалит скаты крыш,
Пойду размять я ноги –
За дверью ты стоишь.
Одна в пальто осеннем,
Без шляпы, без калош,
Ты борешься с волненьем
И мокрый снег жуешь.
Снег на ресницах влажен
В твоих газах тоска
И весь твой облик слажен
Из одного куска.
Как будто бы железом,
Обмокнутым в сурьму,
Тебя вели нарезом
По сердцу моему.


Но кто мы и откуда,
Когда от всех тех лет
Остались пересуды,
А нас на свете нет?



18.11.2012 в 21:57
Johann x0 @ Чудная
Cпасибо. Мысль глубокая. Я подумаю об этом.

27.12.2012 в 22:03
postman x0 @ Johann
ужасающие факты

Оставить комментарий

Вы не зарегистрированы, решите арифметическую задачу на картинке,
введите ответ прописью
(обновить картинку).