Jeeves' Diary

О французах у меня сложилось странное мнение. Может быть, мне попадались неправильные французы, как бы сказал Винни-Пух, или может быть, я сам был неправильный с их стороны. Но как бы там ни было…

Жером. С ним познакомился случайно через приятеля, когда он открывал счет в банке. Жером приехал Москву в 1997-м. «На ловлю счастья и чинов», как говаривал еще давно Александр Сергеевич. И это было правдой. Он был фриленсером и, как большинство фриленсеров «умел все сразу и ничего в отдельности». Главной его целью были приключения, из которых 2/3 были любовными. (Русские женщины всегда были падки на иностранцев, а в 90-х акцент в языке или чужая речь при наличие костюма, парфюма и подарков - которые на самом деле были приобретены в соц. магазинах или на распродаже неликвидного товара на родине — действовали гораздо эффективнее феромонов). Года два он был учителем французского в языковой школе - одним из свадебных генералов, которых многие языковые школы для демонстрации качества своих услуг ( « у нас есть носители языка», умалчивая что "носители" не имеют гуманитарного образования, а иногда и вообще высшего + напрочь отсутствуют навыки дидактики + сами говорят слэнгованно и неправильно) приглашали, затем давал частные уроки детям "новых русских", родители которых уже приглядывались к Ницце или Сан-Тропе с планами на ПМЖ + прицелом пристроить детей в этой стране. Затем стал заниматься бизнесом (Интернета тогда не было) - знакомил московских предпринимателей с французскими собратьями по торговому ремеслу и получал за посредничество плату. Французские же бизнесмены продавали русским нельзя сказать что плохой, но товар в общем посредственный, если сравнивать таковой с аналогичными западными. Большей частью это была одежда, косметика и парфюм. Постсоветский покупатель еще не был сильно зомбирован брендами, в силу малого о них предстваления, поэтому маркетинг продаж делался на пиар страны-производителя + непременно с надписями на латинице. Ибо они знали, что то же самое на бирке с кириллицей русским продаваться будет из ряда вон плохо, поэтому эффект плацебо не сказать чтобы работал превосходно, но довольно успешно. Если на бирке/коробке стоял неизвестный бренд, это неважно, главное что русские видят какая страна = это работает и товар будет куплен. И еще более это работает если есть связка « страна-стоимость» как «репрезентативность-низкая цена». Я знал, что парфюм предлагаемый каким-нибудь французским парфюмером через Жерома был французский ( у него были подлинные лицензии, ибо русские дилеры прежде всего задавали ему этот вопрос), однако что касается его качества — здесь были больший сомнения. Я как-то спросил его напрямую об этом, но Жером тактично улыбнулся и промолчал. Позднее, уже от других людей я узнал, что низкая цена на такой парфюм была от того, что там были химические добавки, причем многие из которых были вредны. Стоимость падала еще и от того, что такой парфюм - если это можно было так назвать — доставлялся в Россию по железной дороге или грузовиками с емкостями и уже здесь разливался наподобие вина в пузырьки, тут же изготавливалась и упаковка. Цеха ( опять же для снижения затрат ввиду аренды и энергоносителей) располагались не в Москве, а Подмосковье в одном из заводов, весьма грязном месте. Заведовал этим процессом полу-француз – полу-армянин, а 80% процентов его работников были армяне. Когда я спросил Жерома, как продается этот товар во Франции, он откровенно ответил: « Там он никак не продается и никогда не будет продаваться. Первое, у нас строгие нормы по экологии. Второе, ни один француз или француженка не купит парфюм чуть больше стоимостью разового проезда в метро. Люди из бывшего СССР это охотно делают». Если бы он сказал это невозмутимым тоном мерчендайзера, готового удавится за месячную маржу, я бы это понял. Но его выдавало его же лицо…

Бертран. О Бертране у меня остались самые добрые воспоминания. В моей памяти он остался как авантюристом и идеалистом в положительном смысле слова. Бертран любил русскую культуру и исскуство. Вообще все, что связано с Россией. Отчасти на это повлияло его знакомство еще в Париже с русскими эмигрантами первой волны, которые произвели, по его словам, на него неизгладимое впечатление. Они «заразили» его на всю жизнь. Там же во Франции Бертран крестился и принял православие. Еще во Франции Бертран самостоятельно выучил русский, а годы спустя говорил на нем так хорошо и совершенно как не могут и многие те, кто здесь вырос и учился. Бертран был кондитером. В Париже у него было собственное кафе и еще пара-тройка магазинчиков, где он продавал конфеты и выпечку. Доход нельзя сказать чтобы был большой, но вполне сносный, которого вполне хватало на решение всех проблем - и своих и 2-х детей, которые, впрочем, уже были самостоятельны. Бертран был вдовцом. Когда мы познакомились ему было 53, он уже 11 лет как похоронил свою жену, которую очень любил и тяжело переживал ее смерть. Другую женщину он так и не нашел, т.к. был, по его словам, однолюбом. ( Возможно, он-то и был неправильным французом). В Москву Бертран приехал где-то в 92-м. Его называли сумасшедшим, ибо здесь была разруха, продуктовые карточки и разгул бандитизма. Видимо, это его не смущало. Он открыл кофейню, кажется в «Интуристе». А в «Рэдиссоне» у него была кондитерская. Бертран был очень интересный собеседник. Мы могли подолгу разговаривать на самые разные темы. Думаю, что и ему было интересно со мной, несмотря на различие в возрасте. Он был весьма эрудирован. Мы говорили о русской литературе и истории. Я с удивлением для себя обнаружил, что не знаю того о своей стране, что знает он — мне было стыдно и я испытывал чувство неловкости. У него был превосходный русский и умение грамотно донести свою точку зрения. И это при том,что у него не было академического образования. Думаю, он мог бы вполне заслуженно- если бы была моя воля - быть университетским преподавателем русской литературы или истории России 17-19 вв. Когла я заходил к нему в кафе навестить его, мы разговоривали, затем прощались, тут он говорил «одну минуту…». Затем уходил и возвращался уже с маленьким пакетиком. Внутри его, как правило, были или неколько конфет приготовленных им же, или грильяж. Он протягивал мне их, затем брал меня за обе руки и улыбался. Это было очень трогательно. Весной 2006-го Бертран уехал по делам во Францию, но так и не вернулся. В мае его не стало, он умер от болезни сердца. И, оглядываясь назад, я могу сказать, что потерял друга.

Элоди. Элоди была проездом в России. Обычно если сравнивать среднестатистических француженок и россиянок по параметру привлекательности, безусловное преимущество будет за последними. Но Элоди была исключением. Во внешности нечто среднее между Жюльет Бинош и Натальей Варлей. Карие глаза. Очень красивая улыбка. Заразительный смех. Рубашка в клеточку навыпуск, шейный платок. Рюкзак…На вид ей было не больше 25. Элоди была путешественницей-одиночкой, которой не сиделось дома, знакомой ( просто знакомой, ничего больше) Жерома, о котором шла речь выше. Она принципиально путешествовала одна, вероятно учитывая при этом все риски, все «за» и «против», все «чревато» и «прикольно»…или, напротив, не учитывала совсем. Я подозревал, что последнее. Она, скорее, была тем типом андреналиновых вампиров/ вампиресс о которых я раньше слышал (и вполедствии убедился, что это правда на примере одного совершенно чокнутого британца-путешественника), для которых доза получения удовольствия прямопроворциональна дозе опасности, непредсказуемости и спонтанности в формировании адреналинового притока в кровь. Пожалуй, в описании Элоди есть что-то, что характеризует типаж французов времен путевых заметок Фонвизина…По английски она говорила плохо. О себе рассказывала неохотно. Из рассказа Жерома ( который тоже, к слову сказать, не совсем понимал ее) она кончила Сорбонну по факультету этнографии, специализировалась на Восточной Азии. Так же как и то, что она была из довольно зажиточной семьи и ее родители раньше спонсировали ее путешествия. В то же время, якобы, текущие отношения у них с дочерью довольно напряженные, и они больше не собираются спонсировать авантюры своей дочери. Элоди в ответ на это «хлопнула дверью»… В данное время она путешествует через Россию до Монголии. И Жером не уверен что ее родители, как было раньше, помогают ей в том же объеме и той же мере…Но когда Элоди говорила о своих приключениях ( а не о себе или ее родине) она преображалась, загоралась, была словоохотливой, а недостаток слов заменяла жестиукляцией - и тогда она была очень обаятельна и артистична. Когда она замолкала, она мечтательно улыбалась глядя в одну точку. Если после этого следовал мой вопрос, она, еще не отойдя из плена своей памяти, переспрашивала « что? что?». Вскоре Элоди уехала и я больше ничего о ней не знаю. Теперь спустя годы, сам имея взрослую дочь, я думаю, что мне стали более понятны мысли родителей Элоди о ее будущем. Иногда странности свободы личности играют с нами злую шутку…